Про Тюмень я знал только из Высотского: нефтяные вышки, вечно пьяные сибиряки и северное сияние. Между тем, этот город лежит на широте Риги. По-нашему – курорт.

Пасмурным утром наш бродячий театрик на микроавтобусе двинулся в Россию. Впереди была астрономическая цифра – три тысячи километров. Я отмерил их в обратном направлении – получилась Барселона. Но её, родимую, уже есть кому белорусизировать.

Первую бутылку уговорили ещё до границы. Если суровый белорус не без зависти буркнул: «Что, пьёте?», то его российский коллега очень ласково произнёс: «Главное, ребят, закусывайте». А что ж ещё можно делать по дороге в три часовых пояса? Только закусывать. «Гляди, даже тротил не искали». «В России сейчас в моде гексоген». «Э, мужики, нашли чем шутить».

Проснулся я, когда наш корабль стоял на приколе. Путешественники тихо спали. Меня же потянуло в открытый космос. От нависшей над головой галактики стало немного не по себе. Над Россией абсолютно другое небо! Белорусское небо – домашнее, будто нарисованное местечковым художником. А тут, посреди чёрной пустой дороги, небо холодное и недоброе. Наверно, каждая страна отражается в своём небе по-своему.

Я оглянулся вокруг. Редкий гнилой березняк по сторонам шоссе, деревянный барак с неровной надписью «КАФЕ», перекошенная уборная... Внутренний облик «кофейни» ничем не уступал внешнему. Один угол помещения занимала импровизированная барная стойка из досок. В дальнем углу – свалка поломанных стульев и столов. Каждый стол украшала бутылка из-под водки. В бутылке – какое-то красное вещество, похожее на рыбацкого мотыля. И пустота. Я уже собирался покинуть этот грустный приют, но за стойкой возник загадочный восточный человек: «Кюшат будэм? Пит будэм?» «Где я?» «Дэсят кэмэ да Ныжнэва Новгарада», – не удивился моему вопросу бармен. «А это что?» – я показал на бутылку. «Уксус, пэрэц. Какой шяшлык бэз уксус?» Приправа – два в одном – дошло до меня.

Есть одно удачное определение России. «Россия – это такая ма-аленькая страна. Почти как Швейцария или какой-нибудь там Люксембург. Но которая в результате справедливых и освободительных войн заняла территорию, равную одной шестой земной суши». Я это вспомнил за Нижним. Когда началась страна великанов. Шоссе спускалось в низину и выныривало на горку через десятки километров. С одной стороны панорамного обзора просматривался берег Волги, другой скрывался от глаз в далёкой мгле проливных дождей, которые шли, возможно, где-то в Мордовии. «А говорят – отступать некуда», – заметил коллега.

Стоит проехать первую тысячу километров, и приходит «второе дыхание». 500 км – это где-то рядом, 100 – совсем рукой подать, ну а 38 – это вообще «слезай, приехали». И даже бескрайний простор за лобовым стеклом уже не интересует. Но вдруг обычная дорога меняется на широченную автостраду. Шлагбаум, красно-зелёные флаги, названия на двух языках. Начинается Казанское царство Шаймиева, Республика Татарстан. Со своими порядками. За дорогу плати, за проезд по мосту через Волгу тоже плати. От Казани до Набережных Челнов, кажется, за каждым кустом – татарский милиционер с радаром. Мы только обогнали «жигуля» в зоне «обгон запрещён», как в момент были прижаты цивильным авто с ментами. Плати. Серьёзная страна Татария.

К Тюмени подъезжали около полуночи. Город удивил количеством световой рекламы. Работали ночные клубы, рестораны и бары. Многочисленные ночные магазины привлекали небедными витринами. Кроме выбора колбас и рыбы было не сосчитать сортов пива и водки. Но ещё больше удивила невозможность купить чего-нибудь без российского рубля в кармане. Доллар, даже после дефолта, не стал тут неофициальной нацвалютой, как у нас. Но при свете дня «ночная Тюмень» поблекла.

Представьте себя великаном. Возьмите несколько десятков почерневших старых купеческих двухэтажных домов из красного кирпича, несколько шедевров провинциального сталинского ампира, сотню-другую бетонных брежневских коробок и ещё пару-тройку новорусских небоскрёбов. И со всего размаха, как кости, бросьте это в грязь. Чтоб аж брызнуло. У вас получится первый город, основанный русскими в Сибири – Тюмень.

Именно такой я увидел её с колеса обозрения утром следующего дня. Улица вывела меня в грустный парк культуры и отдыха. Людей было немного. Между голых тополей и застывших каруселей, среди этой мёртвой идиллии крутился обязательный атрибут любого ЦПКИО – «чёртово колесо». Абсолютно пустое и бестолковое.

Сколько себя помню, этот аттракцион был моей любимой забавой. Но тут впервые в жизни стало страшно. Причём страх нарастал по мере приближения скрипучей люльки к самой верхней точке, где я вдруг пронзительно ощутил своё одиночество. За три тысячи километров от дома, один над страшным чужим городом. Алкаши на земле оторвались от своего занятия и, задрав головы, с интересом смотрели на неподвижного человека наверху, крепко вцепившегося в поручни.

...Перед началом спектакля решили дать слово и мне, барду белорусскому. «Ну, вы нам споёте Визбора или Окуджаву?» – вкрадчиво спросил директор Тюменского театра. «Пардон. Они же не писали по-белорусски». «А что вы будете петь? Не очень политическое? У нас же, знаете, выборы на носу». То, что неподконтрольного белорусского слова боятся даже в Тюмени, было для меня открытием. Пел я «Запяi мне песню». Перед этим сказав, что автор стихотворения отдала братской Сибири немалую часть своей жизни. Публика встретила это известие приязненными улыбками. Потом мне кто-то из наших сказал: «Спасибо, что ты не ляпнул, что Гениюш сидела в братской Тюмени».

Актёры боялись, что «Комедию» не поймут. Но опасения были напрасными. Запомнились некоторые реплики в антракте. «Ни х**а не понял. Но как смешно!» «Володя, ты же служил под Житомиром. Садись к нам переводчиком». «Но с евреями могли бы и поосторожней. Какие ж они жиды?»

На следующий после спектакля день белорусскую труппу пригласили с визитом в консульство РБ. Есть, оказывается, и такое. Холодное, официальное, неуютное учреждение. Не грел даже чай, которым нас угощали. Присутствовал местный белорусский бомонд. Бизнесмен, генерал, чиновник областной администрации и другие дети белорусской земли. Лишний раз убедился, насколько неинтересны, тупы и закомплексованы белорусские мужики. На фоне белорусских женщин. Весёлых, раскрепощённых и, как правило, красивых. Пока мы пили чай, генерал, бизнесмен и чиновник по очереди неуверенно зачитывали нам свои доклады о неизбежности «нашего объединения». С усердием самодеятельных актёров они читали свои бумажки про «удельную долю Беларуси в экономике Тюмени».

Наши мысли публика услышать, видимо, боялась. А в написанное вряд ли верила. Женщины в это время подливали чайку, нарезали торты и говорили «пожалуйста». Я не удержался от напоминания о незавидной судьбе одного сибирского белоруса, на чьи деньги обновлён крест Ефросинии Полоцкой и который сегодня вынужден «коротать время на родине». «Мы с бандитами и фашистами дел не имеем», – был ответ одного из земляков.

Тяжёлым утром я включил телевизор. Транслировалась проблемная передача местного телевидения. Горячий спор шёл о несоответствии города Ханты-Мансийска статусу столицы. В Тюменскую область, которая занимает площадь с пол-Европы, входят два автономных округа. Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий. И ханты-мансийский город Сургут захотел сам стать столицей. Дескать, у нас и деньги, и дороги, и строительство. А что в том Ханты-Мансийске, кроме красивого названия? Маленький но очень гордый Ханты-Мансийск апеллировал к исторической справедливости и вообще был готов поставить вопрос о придании округу статуса субъекта федерации. Я всей душой был на ханты-мансийской стороне. Потом посмотрел на карту. До Сургута было около тысячи километров, до столичного же Ханты-Мансийска ещё с половину того...

Дорога назад всегда кажется короче. Даже когда впереди несколько тысяч км, а сил уже нет ни пить, ни спать, ни флиртовать. Мысль летит в Беларусь, которая будто бы стремится присоединиться к этим бескрайним степям Башкортостана, что тянутся за окнами.

Я никогда не слышал от знакомых россиян выражения «наш Гомель», или «а какая разница между Россией и Белоруссией». Мои знакомые русские готовы воспринять любую разницу между нами. Зато сколько я слышал от белорусов про «наших парней на Кавказе», или про то, что «Ельцина надо менять». Ну что ж, если так хочется почувствовать разницу между «нашими народами», и если это хоть чему-нибудь научит, я – за объединение. Уже то, что непобедимый в схватках с несовершеннолетними пацанами минский омон встанет рядом со своими хабаровскими коллегами под Аргуном, не может не радовать.

От светлых мыслей меня оторвали друзья. Автобус остановился около двух девчонок, голосовавших на чувашской трассе. Одной на вид лет четырнадцать, другой – шестнадцать с натяжкой.

«Вам куда?» «А мы работаем». «В каком смысле?» «Минет – 50 рублей».

«Халява, мужики, чуть меньше двух долларов!»

«А как будет по-чувашски: я тебя люблю?» – спросил я у младшей. Та ответила. «Вот и любите свою родину», – посоветовали мы и поехали дальше. Соображая, возможно ли такое у нас, куда ещё не добрался дух чистогана.

Всем знакомо чувство резкого перехода с холодной улицы в тёплый дом. Примерно такое охватило и нас при пересечении границы. После того, что отмахали за эти дни, необычно смотрелся указатель «Брест 603». Вся наша страна укладывается в несколько часов пути.

Но, с другой стороны, в Беларуси каждый километр на счету. Ими можно просто наслаждаться. Трасса приобретает цивилизованный вид, нет ни грязюки, ни малолетних б**дей. Вокруг настоящая пастораль. Леса, живописные деревеньки...

Первое, что замечаешь и чему радуешься, приехав в Минск – здесь можно смело ходить по земле. Не боясь выпачкаться в грязи или забрызгать соседа. Можно со всей силой топтать чистый асфальт, чувствуя от этого занятия невыразимый кайф. И это немало.

Одно, о чём жалею – не записал, как по-чувашски «я тебя люблю».
 

      Оригинал (по-белорусски)